Защитник на гребне волны
Статья опубликована в журнале Российский адвокат №1 2022г.
Адвокатскому успеху Сергея Колосовского помогает чемпионская привычка побеждать
На тропическом острове в Индийском океане отыскал наш корреспондент в начале весны известного уральского адвоката, автора целого ряда успешных жалоб в КС РФ и ЕСПЧ, члена Комиссии по защите профессиональных прав адвокатов АП Свердловской области Сергея Колосовского. В телефонном интервью «Российскому адвокату» коллега рассказал о своих былых конфликтах с МУРом из-за домушников, о фирменном конвейерном методе адвокатского производства и, конечно, о том, что приводит его каждый март на жаркий остров Маврикий или Бали.
Беседует Валерий Жуков
ЧЕМПИОН ПО ВИНДСЕРФИНГУ
- Как получилось, что Вы учились в юрвузе и одновременно стали работать оперативником угрозыска?
– Сейчас в такое, конечно, не поверишь.
Я профессионально занимался спортом. Первым в Казахстане, где тогда жил с родителями, выполнил норматив мастера спорта СССР по виндсерфингу. Как раз в 1980 году парусную доску включили в олимпийскую программу.
Вскоре она появилась в календаре союзных соревнований, но никто на ней стоять не мог. А я за счет боксерской подготовки более или ме- нее освоил этот снаряд и еще школьником сразу, в один сезон, выиграл взрослые республиканские соревнования.
Стал членом сборной Казахстана. Мог выбирать для учебы любой вуз и пошел в политехнический на модное тогда направление автоматики. Сессии кое-как сдавал, но из-за тренировок быстро отстал от программы. Еще пару лет выступал за Вооруженные Силы. К 1986 году надо было определяться с дальнейшей карьерой. И я забрал документы из политеха, вернулся вслед за родителями в Свердловск, где родился, и поступил на рабфак юридического института – под влиянием детективов мне казалось интересной специальность следователя.
Вскоре однокурсники меня надоумили: если хочешь яркой жизни, устройся внештатником в уголовный розыск. Так я и сделал, пришел в ближайший райотдел, Кировский: «Хочу быть внештатником». Там хмыкнули, но дали мне наставника. И всё, это болото засосало меня на 15 лет. Будучи внештатником, я даже раскрыл два убийства. Уже на второй год меня взяли на лето на должность. На третий год стал опером, продолжая учиться на дневном отделении. Приходил на экзамены с пистолетом, и мне всё это очень нравилось.
УРАЛЬСКИЙ МЕГРЭ
– Это ведь были поворотные годы, рубеж 1980–1990-х?
– Да, был еще социализм. Тогда на заявки даже оружие не брали. Мой бывший наставник перешел из райотдела в только что созданный УБОП и, поскольку я был спортсменом, иногда приглашал меня на задержание вместо группы захвата, потому что СОБРа еще не было. Просил: «Вот этого, пожалуйста, положи с одного удара».
Я поймал этот переходный момент, когда никто еще не умел применять физическую силу, тем более применять оружие жестко. Потом начался вал преступлений, году в 1992-м. Моей специализацией было раскрытие квартирных краж. И я считаю, что наша группа по квартирным кражам была лучшей в городе и, наверное, одной из лучших в стране, потому что наш район считался кузницей квартирных воров. Мы настолько хорошо делали свою работу, что эти ребята старались воровать где-нибудь подальше от нашей территории.
Из МУРа звонили непосредственно в наш кабинет и орали: «Что вы сделали, они опять к нам приехали!» Потому что «наши парни» собирались человек по двадцать, ехали, селились в гостинице «Севастополь» и «бомбили» московские квартиры, предпочитая работать где угодно, только не дома.
ГУБЕРНАТОР РОССЕЛЬ И ПРОКУРОР ИЗ СУГРОБА
– А что за конфликт был с тогдашним губернатором Эдуардом Росселем, который требовал возбуждения в отношении Вас уголовного дела? Вы тогда уже были замначальника уголовного розыска Кировского РУВД Екатеринбурга.
– Россель возмущался, что ни суд, ни милиция не выполняют его указания. Как раз в то время был один из первых корпоративных конфликтов вокруг Кировского оптового рынка. А наш райотдел занял какую-то не ту позицию, которую хотелось видеть областным властям.
Но перед этим была еще одна история. Впервые отмечался День прокуратуры, введенный указом президента, и заместитель прокурора области попал в вытрезвитель. Когда его, невменяемого, достали из сугроба, он благодарил: «Спасибо, что не дали замерзнуть». А на следующий день прокурор района возбудил уголовное дело. И весь экипаж машины-вытрезвителя, а также гражданского человека, которого они подвозили, арестовали. Дальше пошла разнарядка на все райотделы: возбудить по два уголовных дела. Подняли первые попавшиеся заявления, не глядя, и возбудили. В том числе возбудили дело на меня. Но оно забуксовало, потому что там объективно были не виноваты.
Соответственно, когда Россель возбудился, что милиция ему не подчиняется, у него в аппарате посмотрели, что есть. Видят, что имеется уголовное дело, и не на рядового опера, а на одного из руководителей РУВД, на чьей территории как раз ситуация с Кировским рынком, то есть на меня. Дело, которое, в принципе, умирает. Его передали в ту же райпрокуратуру, которая возбуждала дело по заместителю прокурора области, потому что прокурор нашего района сказал, что он это расследовать не собирается. В дальнейшем из-за нашего правильного процессуального поведения дело развалилось. После этого на меня возбудили еще десяток уголовных дел, подняли всё, что могли. Со временем и эти дела были прекращены.
ВС И РЕВОЛЬВЕР С РАЗРЫВНЫМИ ПУЛЯМИ
Одно из дел было по превышению полномочий при задержании приближенных вора в законе. На нас натравили человек пятнадцать. Мы были вдвоем, но оба спортивные парни. При этом стрелять не могли, потому что рядом был рынок, на улице людно. Могли только махать руками и ногами. Мы задачу выполнили, человека задержали, изъяли шесть стволов оружия, включая автомат и экзотический револьвер с разрывными пулями, больше 500 патронов.
Основная претензия была: зачем так сильно били? Свердловский облсуд оправдал меня за недоказанностью преступления. Но прокуратура подала на приговор кассационное представление.
При рассмотрении в Верховном Суде случилось неожиданное. Представитель Генпрокуратуры сказал, что ему стыдно за свердловских коллег, он не поддерживает кассационное представление, просит изменить приговор с недоказанности на отсутствие состава преступления. Верховный Суд отписал, что фактически суд первой инстанции, то есть Свердловский областной, изложил отсутствие состава преступления, сотрудники изъяли шесть стволов, ситуация угрожала жизни, и у нас были основания для применения оружия. Изменил приговор на отсутствие состава преступления. Вот это был первый в моей жизни оправдательный приговор.
НАБИЛ РУКУ
- И после этого Вы пришли в адвокатуру?
- Я еще трепыхался три года, пока все эти уголовные дела заканчивались. А в 2001-м уволился, получил приглашение в адвокатскую коллегию и стал адвокатом.
– Тяжело было перестраиваться с позиции обвинения на защиту?
– В моем случае это далось достаточно легко. Потому что я четыре с лишним года защищал себя. Я научился это делать, уже смотрел на ситуацию несколько другими глазами. Прошел несколько судов. Плюс, поскольку соответствующий опыт у меня имелся, ко мне обращались сотрудники из других отделов, на кого тоже возбуждали дела, – во второй половине 1990-х это носило массовый характер. Я был одним из первых, но потом таких дел стало очень много.
Я в нескольких делах поучаствовал в качестве общественного защитника. Одно дело проиграл. Парня посадили, но мы его потом вытащили по амнистии 2000 года. Другое дело удалось вернуть на дополнительное расследование.
Причем там проходили четыре сотрудника, дело моего подзащитного вернули на «доп», потом прекратили, и он еще 10 лет работал, остальных всех осудили. И по третьему делу мне удалось получить оправдательный приговор. Таким образом, к увольнению из милиции у меня уже был наработан хороший бэкграунд.
– На каких делах Вы стали специализироваться?
– Я, когда уволился, в принципе, ничего не умел. Честно говоря, прямо вот идти защитником и защищать именно по тем категориям общеуголовной направленности, которые я раскрывал, наверное, мне было бы психологически сложно. Но мой институтский товарищ, который стал адвокатом, нашел себе направление – то, что называлось оптимизацией налогообложения. Он дал мне место: вот тебе стул, вот тебе компьютер, занимайся. Тут мне повезло, что к моему партнеру, Андрею, обращались очень многие люди, связанные с ним вопросами оптимизации. И первые доверители у меня появились по делам экономического характера. Плюс на деятельность по оптимизации начались всякие нападения. Вынужден был защищать своего товарища и бизнес.
ФОРМАТ КОНВЕЙЕРНОЙ РАБОТЫ
– А как появилась адвокатская группа «Магнат», сейчас переименованная в «Логард» (Lawguard), которая работает по сложным делам?
– В конторе моего друга, которая называлась «Магнат», было еще несколько адвокатов. Понемногу я их подтянул к работе по уголовным делам в том формате, в каком я это видел. Постепенно уголовный отдел «Магната», которым я заведовал, вырос в самостоятельную величину, а бизнес по оптимизации свернулся.
Когда в прошлом году возникла эта ситуация с обысками в офисе «Магната», о ней писали в корпоративной прессе, по каким-то своим соображениям мой друг сказал: «Давай мы дальше как-то по отдельности. Вы слишком шумно работаете, мы хотим тишины». И забрал свой гражданский отдел, оставил мне офис. Единственное – поставил условие: я не хочу, чтобы вы были «Магнатом». И вот почти год мы «Логард».
У меня уже к тому времени коллектив был больше 10 человек, а сейчас уже 15. Мы наконец создали свой полноценный гражданский отдел, который у нас отрабатывает дела любой сложности и функционирует именно в таком виде, как это должно быть в моем понимании. Причем адвокаты у нас собраны из разных коллегий. Нас это не смущает, нам это удобно.
Как раз полгода назад Совет АПГМ рассматривал дисциплинарное дело, когда адвокат работал в подобном формате: он был членом коллегии адвокатов, а позиционировал себя как участник адвокатской группы. И АПГМ пришла к выводу, что ничего противоречащего Кодексу профессиональной этики адвоката в таком позиционировании нет, потому что коллегии большие, внутри этих коллегий у адвокатов возникают свои рабочие группы, свои специализации. Но даже если соединяются адвокаты нескольких коллегий, то это тоже ничему не про КПЭА и подзаконными нормативными актами заключаем соглашения как адвокаты разных коллегий.
В проект мы заходим, предполагая, что работать будем все вместе, и люди к нам обращаются, понимая этот принцип. Фактически у нас создан формат конвейерной работы. Когда мы заходим в дело, мы стараемся не ограничиваться защитой одного только обвиняемого, а пытаемся выстроить диалог и единую позицию со всеми адвокатами, работающими по этому кейсу. Если дело только началось, то мы стараемся предоставить своих адвокатов. Не в целях увеличения гонораров (при нашей системе они не зависят от того, сколько адвокатов работают), а для того чтобы была единая тактика защиты и адвокаты своими действиями не мешали друг другу.
ВЕРТОЛЕТОМ ДО «МЕСТА СИЛЫ»
– А лично Вы ничего не теряете при такой форме работы? Не выгоднее ли быть, скажем, председателем коллегии?
– Как раз наоборот. Председатель коллегии адвокатов не обладает административными функциями по отношению к процессуальной деятельности адвокатов. У нас форма работы построена как раз на принципах деятельности бюро, когда все члены команды подчиняются старшему партнеру, несут ответственность за общий результат и т.д., чего в коллегии в принципе нет. Тут разница в том, что если в бюро адвокаты связаны партнерским договором, то у нас содружество совершенно понятийное – все добровольно объединились, признали неформальных лидеров и работают под единым руководством. И этот формат позволяет нам решать задачи, которые просто не по силам одному адвокату, дает возможность работать коллективно. А то обстоятельство, что у нас люди подобраны по принципу личной верности команде, позволяет больше доверять коллегам, больше возлагать на них каких-то задач, получать от них большую отдачу.
Я о финансовых отношениях в группе говорить не буду, это наша внутренняя тема. Но мы позволяем себе такие вещи… Допустим, на севере Урала есть одно из семи чудес России – плато Маньпупунёр. Не слышали? Погуглите. Это «место силы», сакральное место, заповедник с ограниченным доступом, куда очень сложно добраться. В прошлом году у нас был на Маньпупунёр вертолетный тур. Вот такие «корпоративы» мы организуем для команды.
– Значит, можете себе позволить дорогие удовольствия?
– Это наши деньги, мы их расходуем так, как считаем нужным. Поверьте, они не падают с неба, и наш режим работы выдерживает далеко не каждый. Постоянные командировки по всей стране, иногда неделями не возвращаемся в родной город. И вообще, редко кто из адвокатов уходит вечером из офиса раньше 10, скорее наоборот – в полночь все на рабочих местах, и это для нас нормальная практика. Поэтому если уж отдыхаем, то стараемся ни в чем себе не отказывать.
КС РАЗДВИНУЛ ГРАНИЦЫ АДВОКАТСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
- По Вашим жалобам Конституционный Суд вынес несколько определений, важных для адвокатского сообщества. Какие из них Вы бы выделили?
- Самое, на мой взгляд, значимое – это определение № 76-О [от 15 января 2016 года] по жалобе Василия Буркова. Оно касается основ адвокатской деятельности. У Буркова был юрист, потом он стал адвокатом, Доможиров. У него провели обыск в тот период, когда он, уже будучи адвокатом, оказывал Буркову юридическую помощь, то есть выполнял адвокатские функции: посещал в СИЗО, планировал защиту, но не участвовал в следственных действиях при этом. Через какое-то время следователь запретил посещение Доможировым СИЗО, провел у него обыск, изъял компьютер, и электронная документация стала единственным доказательством обвинения.
При этом позиция следствия и суда сводилась к тому, что, поскольку Доможиров не представил ордер следователю, значит, он не являлся защитником, и соответственно его документы могли использоваться обвинением.
В этой связи я составил жалобу в КС. Процесс затянулся, потому что Конституционный Суд запросил мнение Федеральной палаты адвокатов. Я не слышал, что это типичная практика, но в данном случае КС поступил так. ФПА, проанализировав жалобу, подготовила позицию. И в результате родилось очень сбалансированное определение Конституционного Суда, которое очертило границы адвокатской деятельности. В соответствии с этим определением деятельность адвоката по защите не связана только и исключительно с участием в следственных и иных процессуальных действиях. Адвокат может осуществлять защиту как юридическую помощь обвиняемому и в других функциях: подготовка позиции, подготовка жалоб, консультации и т.д. Без участия в следственных действиях и судебных заседаниях.
ГЛУПОЕ ТРЕБОВАНИЕ К АДВОКАТАМ
– В ЕСПЧ у Вас тоже было положительное решение по жалобе на нарушение прав адвокатов – в рамках дела «Круглов и другие против РФ».
– Да, это решение было сравнительно недавно, 4 февраля 2020 года. Обыск у адвоката Бураги Ирины Юрьевны произвели еще в 2005 году. Наша жалоба в российских судах рассматривалась очень долго и мучительно, пока мы не прошли в несколько кругов все инстанции.
ЕСПЧ удовлетворил жалобу по ряду оснований. У меня собрали, скажем так, наибольшее количество оснований. Кроме нарушенных статей 6 и 8 Европейской конвенции по правам человека (право на справедливое судебное разбирательство и право на неприкосновенность личной жизни) я еще одним из первых, как мне кажется, указал на нарушение статьи 1 протокола № 1 к Конвенции (право частной собственности). И ЕСПЧ усмотрел нарушение этого права. При этом там очень хорошие позиции как в целом по защите прав адвокатов при обыске, так и по одному частному вопросу именно по моей жалобе.
Когда я прибыл к месту обыска, следователь не захотел пускать меня на том основании, что обыск уже начался. Присутствовавшие обэповцы пытались меня из квартиры вытащить. Какое-то время у нас эта борьба продолжалась. Ну в конце концов, не бить же их. Я зафиксировал, что мне силой препятствуют выполнению моих обязанностей, реализации моих прав и права Ирины Бураги на защиту, и квартиру покинул.
Вот именно по этому поводу ЕСПЧ отдельно указал, что это требование является достаточно глупым. Если следователь хочет, чтобы адвокат прибывал до начала обыска, значит, он должен и предупреждать о начале обыска заблаговременно. Очень хорошая позиция.
САМЫЕ ПРАВИЛЬНЫЕ ВОЛНЫ В МИРЕ
- Увлечение виндсерфингом у Вас продолжается?
- Да, поэтому я традиционно в это время бываю на Маврикии. Тут такая история: спорт – это труд. Покуда я был профессиональным спортсменом, это была моя работа: три тренировки в день, я знал тогда о парусе всё. Когда работал в милиции, я это дело забросил полностью. После увольнения просто не было на это времени, сил.
Потом, когда появились деньги, году в 2004-м, оказалось, что возникла какая-то инфраструктура. Как был бум горных лыж, так же был бум именно виндсерфинга, не яхтинга. Ведь виндсерфинг – это один из олимпийских классов парусных судов. И у нас проводились «Кубок Урала», открытый «Кубок Черного моря». Я стал в «Кубке Урала» участвовать. Благодаря моему предыдущему опыту несколько сезонов я его выигрывал. При моей прошлой квалификации это были такие дворовые покатушки.
Купил себе снаряжение. Сейчас это занятие достаточно дорогое. Есть присказка, что такое виндсёрфинг на Урале: это надеваешь гидрокостюм, залезаешь под холодный душ, берешь пачку долларов и начинаешь их быстро-быстро рвать. Сейчас у нас уже и соревнования проходить перестали, потому что те, кто их проводил у нас в регионе, отошли от этого дела. Виндсерфинг постепенно отмирает.
Но я для себя катаюсь. Меня ничего не смущает. У меня есть несколько снарядов, в прошлом году купил себе совершенно новую конструкцию на подводных крыльях, летом немножко ее освоил. Собственно, поэтому у меня и формат отдыха такой. Пробую что-то новое, освоил серфинг без паруса. И в отпуск на свой день рождения, под 8 марта, я один год еду на Бали, катаюсь без паруса, потому что там самые правильные волны в мире, а следующий год приезжаю на Маврикий, как сейчас, – катаюсь с парусом. И так уже больше 10 лет.
